Дорогие ветераны Великой Отечественной

II. Новгородский пост

5 апреля 1860 г. русский консул в Японии командировал своего помощника, лейтенанта Павла Николаевича Назимова в распоряжение командующего Тихоокеанской эскадрой Ивана Федоровича Лихачева, прибывшего в Хакодате за два дня до этого. Последний назначил Назимова занять пост в гавани Посьет и снабдил инструкцией: «Как скоро будет устроено жилье ваше и все нужное для помещения команды, вы тотчас приступите к разработке каменного угля для эскадры Китайского моря»

7 апреля из Николаевска в Новгородскую гавань для установки на берегу поста вышел транспорт «Японецъ» с командой с клипера «Джигитъ». Вахтенный офицер транспорта записал в судовом журнале:

«В половине 10 часа прибыл на транспорт лейтенант Назимов. В половине 12 часа снялись с якоря и под парами вышли в море». На борту имелся строительный лес, снаряжение, инструменты, запас продовольствия. В полдень 11 апреля под парусами при ясной солнечной погоде миновали мыс Гамова и вошли в воды залива Посьета. Ветер стих, но из-за близости конечной цели плавания пары решили не разводить. Шли самым малым ходом и на якорь встали лишь в половине седьмого вечера в бухте Постовой.

Капитан 1 ранга И. Лихачев в своем рапорте командиру Сибирской флотилии контр-адмиралу П. Казакевичу писал: «Считаю долгом довести Вашему превосходительству, что сего числа я высадил в гавани Посьет десант…»

В «Журнале работ в гавани Посьет» лейтенанта Назимова от 12 апреля говорится:

«В 5 часов пополудни я и мичман Бенкович отправились на берег осмотреть место ломки каменного угля и избрать место для лагеря. В 7½ часов были обратно на транспорте. В 8 часов утра начальник эскадры г. Лихачев, находящийся при нем капитан-лейтенант Пушкин и я отправились на берег. Осмотрев ломку и местность Лихачев одобрил выбор места и отдал приказ приступить к перевозке на берег команды, ее багажа и провизии. После полдня только что отправился первый рейс с вещами. К 6 часам вечера все было перевезено; команда уже ночевала на берегу во временной палатке…»

Лихачев вручил Назимову следующую инструкцию:

«Г. Лейтенанту Назимову.

Поручая Вам начальство над постом в гавани Посьета, прошу принять к исполнению следующее:

Как скоро устроено будет жилье Ваше и все нужное для помещения команды, Вы тотчас приступите к разработке каменного угля для эскадры. Считайте это дело весьма важным, потому что мы будем рассчитывать на Ваши работы.

Примите немедленно все меры, чтобы разузнать от местных жителей путь к озеру Хинкаю (Ханка) и верховьям реки Уссури, где находятся наши поселения, и при помощи их изыщите средства отправить прилагаемые при сем весьма важные бумаги. Вы потребуете, чтобы их отправили из наших поселений далее с нарочным курьером.

Вы воспользуетесь временем, если обстоятельства позволят, для того, чтобы собрать все сведения об окружающей местности, осмотреть подробно устья реки Тюмень (Туманной), и в особенности бухту Гошкевича.

В сношениях с туземцами Вы будете действовать с возможной кротостью и ласкою…

В случае прихода иностранных судов, Вы поднимете флаг Ваш и на вопросы их будете отвечать, что занимаемое Вами место и порт находятся на земле, утвержденной за Россиею Айгунским трактатом в 1858 году и заключающей все пространство до корейских владений, и что Вы здесь находитесь, собственно, для пробной разработки угля.

Вы употребите все усилия для того, чтобы содержать команду Вашу в здоровом и бодром виде, не затруднитесь, если найдете нужным для этой цели или по другим соображениям, перенести Ваш пост в другую точку. В это же время Вы не упустите никаких предосторожностей, которые необходимо наблюдать в стране дикой и неизвестной, и будете содержать пост Ваш в совершенно военном порядке.

В случаях, здесь непредвиденных, Вы не должны затрудняться недостатком инструкций, а будете действовать, как благоразумие и ревность Ваша к службе укажет Вам.

Затем, по прибытии г. контр-адмирала Казакевича, Вы имеете явиться к нему и передать как самого себя, так и пост свой под его высшее начальство.

Командующий эскадрою капитан 1 ранга Лихачев.

Гавань Посьета. 12 апреля 1860 г.»

12 апреля вахтенный офицер транспорта «Японецъ» записал: «Сего числа для основания поста отправились на берег лейтенант Назимов, мичман Бенкович, 1 фельдшер, 1 артиллерийский кондуктор и 21 человек рядовых…» Двадцать рядовых матросов, унтер-офицер и помощник начальника поста мичман Николай Федорович Бенкович были членами экипажа транспорта «Японецъ», фельдшер и артиллерийский кондуктор Арсеньев поступили в команду поста с клипера «Джигитъ». Транспорт остался ночевать на рейде.

В распоряжении Назимова оставили ружья, порох, дробь, палатки, различные инструменты, лопаты, кирки, рыболовные снасти, шестивесельный ял и четверку, разные товары для меновой и иной торговли, двойной запас винной продукции, провизии на два месяца и прочее имущество.

На следующий день 13 апреля – транспорт «Японецъ» в 7 часов утра снялся с якоря и под парами вышел в море.

Оставшиеся занялись оборудованием поста. Часть команды занялась и установкой стационарных палаток. Другие – переносили в лагерь имущество и провизию, сброшенные у уреза воды при разгрузке шлюпок. Все имущество, кроме больших бочек с сухарями, заняло место в лагере, укрытое на случай непогоды.

Вечером 13 апреля 1860 г. на полуострове Новгородском, на ближней сопке к бухте Постовой, российскими моряками был торжественно поднят на мачте Андреевский флаг, символизирующий основание военного поста Новгородского, впоследствии переименованного в Постъ-Посьетъ. Созданный Лихачевым Новгородский пост официально провозглашал принадлежность территории России.

В первые дни поставили гребные суда на дрек, вырыли колодцы, окопали рвом весь лагерь. Но не забывали и об основной задаче, поставленной перед постом, – заготовкой каменного угля, которую начали уже 16 апреля. Вскрытый проходившими сюда ранее экипажами пласт угля оказался очень бедным.

Помимо основной поставленной задачи Назимов проводил и разведку местности. 20 апреля «отправился на пяти-весельном яле осмотреть устье реки Тюмени (Туманной). По свежести ветра и раскатывающемуся буруну на баре в реку не вошел, к тому же гребцы были заморены пятичасовой греблей против свежего ветра. По-видимому, устье реки не судоходно даже для гребных судов».

Сохранился рапорт Назимова:

«Военному Губернатору
Приморской области Командиру Сибирской флотилии и портов Восточного океана,

Господину Контр-Адмиралу

и Кавалеру Козакевичу

Заведующего постом в гавани Посьет

Лейтенанта Назимова

РАПОРТ

Во исполнение инструкции, данной мне г-ном Капитаном 1-го ранга Лихачевым, я отправился 20-го Апреля, на 5-ти весельном яле осмотреть реку Туменгола и бухту Гошкевича. Достигнув устья реки на баре увидал сильно раскачивающийся бурун, почему оставя реку, поплыл в бухту Гошкевича, где жители допустили меня выйти на берег. Через разспросы у них, узнал, что южного рукава река Туменгола не имеет; в южной части залива есть небольшая река, но она не имеет сообщения с Туменгола. По окончании разспросов, толпа начала показывать неудовольствие за долгое наше пребывание в их селении, почему, не дожидаясь большего раздражения этого полудикого народа, я удалился на шлюпках во внутренность бухты, вовсе не населенную. Осмотрев поверхностно и не найдя никаких преимуществ, сравнительно с гаванью Посьет, я отплыл обратно с целью еще раз попытаться войти в реку Туменгола, но те же обстоятельства, как и в первый раз, заставили меня оставить розыски и возвратиться к своему посту.

О чем Вашему Превосходительству почтительнейше имею честь донести.

Лейтенант Назимов

№9

Июля 1-го дня 1860

Гавань Посьет».

27 апреля Назимов отправился на разведку новых каменноугольных залежей вдоль берега бухты Экспедиции. Пласт обнаружили недалеко от прежней выработки, который оказался лучше прежнего, оставили старую разработку и сразу же приступили к добыче угля на ном месте. Оползни грунта были частыми, но однажды произошел обвал, едва не повлекший человеческие жертвы. Назимов «сам был в подкопе и выйдя из него сказал: «Шабаш». Люди, утомленные, немедленно вышли, а за ними вслед обрушилась гора, так что они должны были еще бежать, чтобы не ушибло щебнем…

2 мая. Расчистили землю на протяжении 20 сажен, достигли пласта мелкого угля, но по мягкости грунта гора осыпается, и добывание угля при всех усилиях делается невозможным. Для подстав же лесу нет ни кола…»

«3 мая. Добыто весьма малое количество угля, остальное время занимались расчисткой от осыпающейся горы. В пять часов пополудни термометр + 6 R, туман, ветер и дождь» Погода не радовала. И так почти каждый день.

Добыча угля чередовалась с борьбой против стихии, с устройством быта на новом месте.

1 мая вырыли погреб для хранения пороха. Сложили русскую печь, с 9 по 18 мая строили каменную казарму с кухней на 24 места и офицерский дом. На строительстве работали в дождь, когда добывать уголь было нельзя.

Начальник поста организовал вскопку огородов и использовал заблаговременно заготовленные еще в Японии семена. Матросы, бывшие крестьяне, к предложению командира отнеслись с воодушевлением. Работали на огороде, несмотря на усталость и воскресный день. Посадили картофель, редьку и репу. Пытались разводить кур.

Назимов пробовал заняться охотой. 8 мая «убил пять куликов и утку».

«1 июня добывание угля идет успешно, как долго это будет продолжаться, одному богу известно, и я молю его, чтобы дал окончить работу так же благополучно, как начал.

Заготовлял вехи для промера бухты, дабы суда наши могли подойти ближе к угольной ломке.

Пасмурно, постоянный мелкий дождь, туман, ветер. Холодно; сожалею, что так беден, что не в состоянии завести себе шубу и пригреть тело свое, расстроенное и постоянно обеспокоиваемое ревматизмом, а как бы хорошо и полезно было надеть хорошую хребтовую енотовую шубу».

Но, несмотря на трудности к 9 июня угля было добыто 65 тонн.

В июне стало подходить к концу продовольствие. Чтобы прокормить команду Назимов все чаще выделяет матросов на рыбную ловлю.

14 июня Назимов издает первый приказ по ограничению дневного рациона питания:

«1. Так как провизии остается на семь дней, на приход же судов верно рассчитывать нельзя, то предписываю содержателю по комиссарской части, артиллерийскому командиру Арсеньеву с завтрашнего дня обратить особое внимание на соблюдение экономии в провизии.

2. По случаю уменьшения выдачи регламентной порции провизии работы уменьшаются, и впредь до другого моего приказа производить так: утром до обеда занимать команду необременительными лагерными работами и рыбным промыслом. После обеда на каменноугольную ломку.

3. С завтрашнего дня назначать по одному сигнальщику посменно к флагштоку; сигнальщикам смотреть в море и возвещать о показавшемся судне подъемом флага.

4. К облегчению в работах я принимал во внимание не столько уменьшение регламентной порции, сколько добросовестный труд нижних чинов вверенной мне команды: угля наломано порядочное количество и открыто четыре коридора для ломки, что нахожу весьма удовлетворительным при всех затруднениях, встречавшихся на пути работ. О чем донеся в свое время начальству, я вполне надеюсь передать вам, ребята, его большое спасибо…»

18 июня с огорода ели свежую репу и редьку.

20 июня Назимов делает следующую запись: «Два с половиной месяца – срок, на который меня прислали в гавань Посьет – кончился, а вместе и провизия, отпущенная на тот же срок кончилась. Благодаря благоразумной экономии в провизии, живем и или будем жить экономией, делая вторичную из экономии, уж это благодаря неблагоразумию пославших меня. По-видимому, принимаясь за большую операцию, как разработка угля начальство рассчитывало истратить на это только сто долларов, что и было в действительности, мне отпустили сто долларов и слиток серебра, который нет возможности в ход пустить; на это сокровище я должен был приобрести инструмент для каменноугольной ломки, посуду для варки пищи команде и материалы для постройки жилья; известно было ранее, что в гавани Посьет нет веника, чтобы париться, так и случилось.

Буду ждать у моря погоды.

На устройство поста в гавани Посьет и инструменты с покупкой провизии издержано всего 93 доллара, а слиток серебра сдан Казакевичу и имеется расписка».

Назимову и его команде повезло – 21 июня было замечено паровое судно, идущее с моря. Это оказался транспорт «Манджуръ». Командиром транспорта был капитан-лейтенант Алексей Карлович Шефнер. Назимов отправился на судно и «убедился, что само Провидение прислало его нам.

В Николаевске не знали, что пост в гавани Посьет занят, потому и прислали линейных солдат на сей предмет». Командовал солдатами командир 3-й роты 4-го линейного батальона капитан И.Ф. Черкавский.

«На «Манджуре» привезли новую карту Манджурского берега, испещренную новыми именами: так, гавань Посьет перекрестили в бухты Новгородская и Экспедиции, первая соответствует Порт Луи, вторая – Наполеон-роуд.

Угольная ломка находится в заливе Экспедиции, этого, должно быть, не знали при назначении поста в Иркутске и предписали поселить в Новгородской бухте; поручили адъютанту поляку по фамилии Кукель*. Прибыв в залив, карту положили на стол и давай смотреть, какая бухта новгородская, от какого мыса надо ее считать, решили считать от того места, где поставлена бухта Н. От этой буквы и начали искать место для лагеря; воды пресной нигде нет на этом берегу, перебрались на шлюпке на другой берег в Новгородской же бухте, нашли болото, заметили и записали в число удобных мест для поселения.

По окончании разысканий оказалось три места для лагеря удовлетворительными: первое – ровное место, удобное для построек, но воды нет; второе – неровное, лагерь от огорода отделен горою, но воду добыли, вырыв колодец; третье – на другом берегу около болота.

Капитан «Манджура», осмотрев все места, нашел их неудобными и предложил занять лагерь ближе к угольной ломке, тогда адъютант сказал ему, что он имеет приказание поставить пост в гавани Новгородской, а уголь находится в бухте Экспедиции, а потому этого сделать нельзя. Итак, поселили около буквы Н.»

26 июня с «Манджура» стали выгружать строевой лес и продовольствие. На следующий день были «свезены на берег – 1 обер-офицер, 4 у.о. линейного № 4 батальона, 1 фельдшер, 1 денщик и 50 рядовых» Всего 57 человек.

«Выгрузив привезенное для поста имущество, «Манджуръ» наломал себе угля и (1 июля) ушел в море».

1 июля на выходе из бухты транспорт «Манджуръ» встретился с пароходо-корветом «Америка» под флагом контр-адмирала Казакевича. Сигналом «Манджуру» велено возвратиться и идти за «Америкой». «Америка» бросил якорь против лагеря Назимова.

2 июля адмирал Казакевич осмотрел место угля и лагерь Назимова. «Нашел, что … лагерь расположен на месте и отвечает условиям своего назначения, приказал линейный лагерь перенести туда же. Ропот и негодование посыпались со стороны поляка адъютанта (Б.К. Кукеля): зачем соединяют две разнородные команды вместе и зачем не в Новгородской бухте, но адмирал Казакевич объявил, что тут селиться есть цель, и вода Новгородской гавани так же хорошо будет видна часовому на хребте, как и вода бухты Экспедиции, и поэтому нет причин держаться буквально приказаний. Поселились и начали строить казарму».

С «Манджура» перегрузили на «Америку» 400 мешков каменного угля, оба корабля перешли 3 июля в бухту Экспедиции и в течение нескольких дней помогали Черкавскому устраиваться на месте.

На «Америке» находился писатель-беллетрист Сергей Васильевич Максимов, который занимался этнографическими работами по заданию Российского географического общества. Он оставил свои впечатления о Посьете: «От Ольги до Посьета, по вычислениям нашего старшего штурмана 240 миль. Вход в залив Посьета чрезвычайно приметен и определителен: налево идет длинная и узкая песчаная лента полуострова, который на дальнем конце круто вбегает и разделяется на четыре высокие скалы. За скалами между ущельями видятся домики или юрты туземцев, целая деревенька… Вправо за входом открывается одна бухта, которую недавно назвали Новгородской…

Первым делом нашего корвета было перенести незадолго до нашего прихода поставленный первый русский пост в этом заливе с берега Новгородской гавани на правый берег бухты Экспедиции, ближе к каменной копи, которая собственно и составляет главную выгоду приобретения Россией этого места… Уголь этот, говорят, хуже сахалинского, но лучше японского (хакадатского)…

Обе бухты тоскливы до невыносимого. Кругом нас голые горы каменистого, с мелким щебнем строения. Одиннадцать суток докучливо глядел на нас с самой верхней точки ближайшей горы флаг на длинном шесте с коренастым матросиком подле. На отлогости горы, по покатой террасе рассыпались палатки линейных солдат, и застроена подле нашими матросами новая казарма. Тут же неподалеку и почти подле нее – два балагана матросов и флотского офицера, которые останутся для заготовления каменного угля и для нужных при этом работ. Уныло глядели три отверстия, три ямы, прорытые для каменноугольных копей, подле которых наворочена куча свежего угля».

Так же на «Америке» находился и известный ботаник Карл Иванович Максимович. Ученый высадился в заливе Посьета, «южнейший из наших новоприобретенных гаваней, и уже, поэтому достойной исследования». «Тут я занялся исследованием местности…, насколько это позволяла неприязнь расположенных невдалеке маньчжурских войск», – сообщал он по почте.

«Манджуръ» отослали в залив Владивосток. «Америка» снялась 11 июля, отплыли в залив Славянский, оттуда во Владивосток.

16 июля матросы первой команды поста взошли на свой корабль-транспорт «Японецъ».

Некоторое время пост имел двойное название: Новгородский – по названию бухты, описанной экспедицией Н.Н. Муравьева-Амурского и по имени К.Н. Посьета, обследовавшего залив в 1854 г. в составе экспедиции Е.В. Путятина. Первые десять лет после основания пост Посьет соперничал за первенство с Владивостокским и Ольгинским постами.

26 июля 1860 г. Великий князь Константин Николаевич (1827–1892), сын Николая I, узнав о создании поста в заливе Посьета писал И.Ф. Лихачеву: «Ты совершеннейший молодец, я обнимаю тебя от всей души. Все письма твои я давал читать государю, и он в высшей степени доволен тем, что ты по пути их Хакодате в Бейтан зашел в залив Посьета и основал там пост, не дожидаясь для сего никакого особого приказания. Говоря об этом с князем Горчаковым в моем присутствии, он выразился, что именно таких людей любит и ценит, которые не боятся ответственности и умеют распоряжаться в затруднительных обстоятельствах и находятся, что делать, и что как они редки!»

27 июля 1860 г. контр-адмирал П.В. Казакевич из Хакодате отправил следующий рапорт на имя генерал-адмирала, шефа военно-морского флота и морского министерства Великого князя Константина Николаевича: «Воля Вашего Императорского Высочества о занятии гаваней Владивосток (Мей) и Новгородкой в заливе Посьета приведена мною в исполнение.

…Для занятия постов в заливе Посьета и гавани Владивосток назначена была 3-я рота Линейного № 4 батальона Восточной Сибири в полном составе; но транспорт («Манджуръ»), взяв лес для постройки двух казарм и офицерского дома, не мог поместить более 100 нижних чинов с провизией на 3 месяца…

…Не знаю, известно ли китайскому правительству занятие русскими залива Посьета, но покуда при занятии этом не встречено со стороны его никаких препятствий. Во всяком случае, безопасность поста нашего достаточно обеспечена, как положением его, так и присутствием корвета «Гридень», которому поручено охранение постов, как в заливе Посьета, так и в гавани Владивосток и вместе с тем содействие к устроению их.

При этом мною поручено командиру (корвета «Гридень» лейтенанту Густаву Христофоровичу Егершельду) в случае каких-либо неприязненных действий или дерзких требований со стороны китайцев, принять самые решительные меры, которые, по моему мнению, одни могут заставить их уважать и исполнять тракты.

…Из всех, осмотренных мною в настоящем плавании гаваней, бесспорно гавань Владивосток есть лучшая. Здесь превосходный во всех отношениях рейд соединяется со всеми другими условиями, необходимыми для устройства хорошего порта.

Единственное неудобство заключается в неимении реки для снабжения водой, которую легко, впрочем, получить в изобилии, устроив колодцы и водопроводы. Несмотря на эти выгоды, гавань Владивосток может иметь значение только в случае устройства хорошего берегового сообщения с рекой Амур и прочного заселения всего пространства, по которому сообщение это будет производиться. До тех пор и эта гавань может служить только временным пребыванием cудов… Вообще в настоящее время многочисленные посты наши по берегам Татарского пролива и Японского моря совершенно ничтожны и имеют вид временных поселений. Усилить их все при нынешних средствах нет никакой возможности, а между тем силы раздробляются и, несмотря на усиленные труды, полного успеха нет нигде. Поэтому необходимо, избрав один пункт, сосредоточить в нем разбросанные ныне силы и употребить их на прочное устройство как портовых заведений, так и берегового сообщения с внутренностью страны».

4 октября 1860 г. из Иркутска генерал-губернатор Восточной Сибири, генерал-адъютант граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский отправил следующий рапорт на имя генерал-адмирала Великого князя Константина Николаевича: «…Достаточно взглянуть на означенную карту (Приа)мурского края и юго-восточного прибрежья нашего, чтобы убедиться в географической и политической важности для России залива Петра Великого, прилегающего с одной стороны к границе независимого государства, а с другой местности, удобной для проложения всякого рода сухопутных дорог до судоходной системы оз. Ханка и рек Уссури и Амура, и представляющей страну богатую и во всех смыслах благоприятную для многочисленного русского населения … Я со своей стороны нахожу, что порт Владивосток по сравнительной близости к Амуру и удобству снабжения, удовлетворяя при том всем требованиям мореходной науки, должен быть главным по своим морским учреждениям. Что же касается до залива Посьета, то занятие его имеет для нас особенно важное политическое и торговое значение. Становясь в нем твердою ногою, мы приобретаем влияние на слабую и самолюбивую Корею, что весьма легко случиться при их ненависти к маньчжурам и по весьма близкому соседству с нами… Корея богата, торговля с нею будет прибыльна, соперничество маньчжуров не может быть нам опасно. Главное же, заняв залив Посьета, мы не оставим между русскими владениями и Кореей промежутка, который мог бы занять кто-либо другой с целью парализовать развитие наших сил на море и угрожать неприкосновенности наших владений.

…В деле укрепления и вооружения наших постов в южных гаванях должно, по моему мнению, держаться благоразумной осторожности, не усиливая их не укреплениями, ни людьми, ни орудиями сверх той меры, какая действительно необходима для удержания их за собой и для потребностей, заходящих в гавани военных судов наших. В этом отношении необходимо иметь в виду, что чем более мы будем вооружать южные наши гавани, тем более будут они привлекать на себя внимание и вызывать противодействие недоброжелателей. Для надлежащего и скорейшего устройства гаваней этих лучше обратиться к возбуждению и покровительству частной коммерческой в них деятельности и привлечению на морское побережье и пути сообщения оного с (Приа)мурским краем, русского населения…»

Результаты Уссурийской экспедиции Н.Н. Муравьева-Амурского и топографической экспедиции К.Ф. Будогосского и основание постов Новгородского и поста Владивосток в южных гаванях помогли графу генерал-майору свиты российского императора Н.П. Игнатьеву при заключении Пекинского дополнительного договора 2 ноября 1860 г., когда была установлена точная и постоянная граница между Россией и Дайцинской империей (маньчжурским Китаем). Завершен был спор о Приамурье и не разграниченных землях, а юго-восточное побережье Японского моря перешло к России.

После отъезда Назимова комендантом Новгородского поста был назначен капитан Иван Францевич Черкавский, командир 3-й роты 4-го линейного батальона.

При назначении Черкавского, ему было приказано в Николаевске построить бараки и разобранными перевезти в Посьет. При первоначальной высадке роты на берег в Новгородской бухте, Черкавский хотел тут же поставить и бараки. Но ему было приказано поставить здания в бухте Экспедиции.

Капитан Черкавский, как командир роты отвечал за два поста Новгородский и Владивосток. Пост Владивосток Черкавский оставил на своего прапорщика Н.В. Комарова.

И в дальнейшем, по крайне мере, в первые два года, предпочтение отдавалось Новгородскому посту. Менее чем через год на основании рапорта майора Н.Н. Хитрово о недостойном поведении прапорщика Комарова – нарушении дисциплины, постоянное пьянство и издевательства над солдатами, Комаров был снят с должности начальника поста Владивосток.

Майор Николай Николаевич Хитрово, чиновник особых поручений генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева-Амурского прибыл для разведки угольных месторождений в районе поста. А вынужден был окунуться в строительные и снабженческие работы по обустройству постов южных гаваней.

11 сентября ушел в залив Посьета корвет «Гридень». Командир корвета Егершельд в своем рапорте доводил до сведения, что команде корабля удалось «вывести стены казарм (в 102 фута длины, 24 фута ширины и 12 футов вышины), заложить небольшой офицерский флигель (60 футов длины, 19 футов ширины) и вывести стены для мастерской (36 футов длины и 16 – ширины); последние две построены вместе и будут употребляться как бани. Мы также выстроили шлюпочную пристань с надежным краном для подъема тяжестей. Усердие команды, – отметил командир, – при всех этих работах было весьма значительно».

22 октября поздно вечером, несмотря на бушевавший шторм корвет «Гридень» вновь пришел в залив Посьета. Порывами ветра изорвало паруса на фок-мачте, поломалась снасть на грот-мачте. Пришлось идти под зарифленными марселями. Но из-за шторма не смогли подойти к посту. Дали выстрел, чтобы предупредить Черкавского о своем прибытии. Удалось подойти к посту только 25 октября.

«Я нашел пост, – докладывал в рапорте Егершельд, – обнесенный валом и рвом, можно сказать, с почти оконченными зданиями. К сожалению, я не могу до весны перевезти туда леса, необходимого для угольной ломки, потому что паровые котлы требуют безотлагательного исправления – работа, которая продолжится до двух месяцев, – а идя под парусами в это время года, при свежих ветрах с жестокими порывами, можно легко быть отброшенными в Японское море, что с грузом леса на палубе было бы более вредно для корвета».

В 1860 г., в конце октября или в начале ноября, в Посьет зашел клипер «Наездникъ» с начальником эскадры Китайского моря.

Лейтенант Казакевич, находившийся при начальнике эскадры, подарил Черкавскому анероид и термометр и оставил экземпляр метеорологического журнала, отпускаемого гидрографическим департаментом на военные суда. И убедительно просил – вести метеорологические наблюдения и высылать каждые 4 месяца копию журнала наблюдений в Петербург. По словам Е.С. Бурачека, «нужно было видеть с какой любовью и аккуратностью производились наблюдения. Во время отсутствия Черкавского из поста, они делались фельдфебелем, которого он, как сам выражался, «школил целый месяц». Нужно заметить, что эти наблюдения были единственные на всем берегу Приморской области, от Николаевска до нашей границы с Кореей, т.е. до р. Тюмень-ула (Туманной)*.

В 1860 г. у Черкавского пропал солдат рядовой роты Торопов, скорее всего сбежал. Черкавский отправлял поисковую команду, но безрезультатно. Китайцы сказали, что маньчжуры увели его связанного к себе. Посылали за ним в Хунчун, но там сказали, что никаких русских не брали. Через три года Е.С. Бурачек беседовавший с китайцом Вакулой, после смерти Черкавского выяснил, что китайцы боялись сказать Черкавскому, что его солдат был повешен маньчжурами по дороге из Посьета в Хунчун.

Зимой с 1860 на 1861 год, когда бухта Экспедиции замерзла к Черкавскому прибыли китайцы «с объявлением, что на него будет сделано нападение, для которого хунчунский начальник собрал в городе более 600 человек войска. Через несколько дней в пост приехали какие-то два чиновника, верхом, со свитою и конвоем из 30 маньчжур. Чиновники с важностью вошли к Черкавскому и начали требовать, чтобы он оставил пост со своими людьми. Черкавский дал им по чашке чая и обещал прислать ответ. Они уехали. На другой день, утром, на противоположном берегу бухты против поста, явились толпы народа. В подзорную трубу Черкавский разглядел множество флагов, значков, пик и ружей, которыми были вооружены маньчжуры. Часу в 10 дня, те же чиновники явились в Черкавскому и грозно требовали ответа, а он без церемонии приказал их вывести за ворота вала. С оскорбленными лицами, с громким говором, сели маньчжуры на лошадей и поскакали на противоположный берег.

Все орудия у Черкавского еще с утра были заряжены ядрами и одно десантное орудие – гранатой. Не успели маньчжуры отъехать от берега и версты, как Черкавский пустил им через головы гранату, дав орудию наибольшее возвышение. Граната разорвалась на льду далеко впереди скакавших маньчжур. Они подняли страшный крик и поскакали во весь карьер. Вслед за гранатой, пущено было ядро, при самом большом возвышении дула пушко-карронады. Оно упало еще дальше, но почти перед самыми маньчжурами. Видно было, как несколько человек от страха попадали с лошадей.

На противоположном берегу также открыта была совершенно бесполезная пальба, продолжавшаяся часа два. По окончании ее, через час времени маньчжуры удалились.

На третий день китайцы дали знать Черкавскому, что хунчунский начальник доносил, что для уничтожения русских нужно более 2000 человек войска, потому что русские стреляют пулями, которые летят 10 ли, т.е. около 5 верст. Для доказательства отправил и ядро, и осколки гранаты. Этот случай ободрил солдат, которые до того очень боялись маньчжур, а последние убавили значительно своей спеси. Китайцам было особенно приятно постыдное бегство маньчжур, тем более, что маньчжурский начальник надеялся получить на шапку красный шарик, чин, равнявшийся нашему генеральскому. Нужно отдать справедливость Черкавскому: своими поступками он внушил в китайцах уважение к себе, а в маньчжурских чиновниках – сильный страх».

Весной 1861 года с открытием первой навигации, был основан новый населенный пункт в Славянском заливе, не без участия Черкавского.

«Контр-адмиралу Казакевичу

Начальника поста при заливе Новгородском

капитана Черкавского

РАПОРТ

Я доносил Вашему превосходительству, что по возможности продолжать ломку угля в посту Новгородском, заложить эту работу в заливе Амурском при устье Суйфуна, для чего, усилив отряд Владивостока 27 человеками и заведование ломкой угля передать в ведение начальника поста лейтенаната Бурачка, а с отправлением из занимаемого мною поста муки и прочего груза, доставленного из Кронштадта, я пошлю строить станцию на пути до залива Славянского для сообщения с постом Владивосток, в порту же Новгородском остальными людьми (50 человек) я намерен проводить в исполнение приказы Вашего превосходительства

15 апреля 1861 года».

Пост была построен в бухте Славянской Славянского залива. Первыми жителями поста, стали присланные Черкавским 7 солдат 3-ей роты 4-го линейного батальона.

В судовом журнале клипера «Наездникъ», совершавшего регулярные рейсы между Новгородским постом и постом Владивосток имеются записи:

«Мая 24 дня 1861 года пополудни в 12 часов, подойдя к Славянской бухте отдали якорь.

Мая 24 дня 1861 года. В ½ 8 часа привезли на клипер из Новгородского поста для отвоза в Славянскую бухту провиант для армейских солдат.

В 26 день мая 1861 года, стоя на якоре в Славянской бухте с полуночи. В три часа отправили в пост катер с провиантом и вещами и сдали оные на берег.

В начале 4 часа начали разводить пары для следования в порт Новик.

В 30-й день мая 1861 года… Снялись с якоря дл следования в Новгородскую бухту».

18 августа с продовольствием для эскадры во Владивосток прибыл корвет «Гридень», а оттуда 21 августа корвет вышел в бухту Посьета. На борту «Гридня» находился военный инженер Владимир Алексеевич Бельцов для проверки сведений, сообщенным майором Хитрово о каменном угле на побережье Амурского залива. Хорошие пласты были выявлены в семи верстах от устья реки Суйфун. Но у Бельцова была и другая цель.

В 1865 году Д.И. Романов опубликовал статью, раскрывающие подлинные цели поручения, данные В.А. Бельцову «В 1861 году для осмотра южных гаваней и выбора наивыгоднейшей из для учреждения главного опорного пункта был командирован военный инженер поручик Бельцов, который, отдавая Новгородской гавани во всех отношениях преимущество перед Владивостоком, приводит в своем отчете следующее заключение: «Владивосток как коммерческий порт удовлетворяет большей части условий, необходимых для удобных торговых сношений с внутренностию края, но как военный – потребует для защиты больших и бесполезных издержек на содержание укреплений». А лучшее место для поселения на берегу бухты Экспедиции Бельцов указал по возвышенной и сухой долине речки. «Находящийся в настоящее время на этом полуострове (внутренний полуостров буты Новгородской) русский пост лежит на берегу бухты Экспедиции, на месте весьма неудобном и подверженном господствующим здесь северным ветрам».

В январе 1862 г. Посьет посетил лейтенант Евгений Степанович Бурачек, второй комендант поста Владивосток, который дал характеристику поста Новгородского в зимний период: «Пост расположен при Новгородской бухте на северном берегу полуострова, имеющего направление на юго-запад от материка. Вершина полуострова примыкает к открытой, безлесной, низкой местности, изредка приподнятой едва заметными холмами.

От этой местности, к концу полуострова, поднимается высокий хребет, который образует на северном берегу крутые, обрывистые мысы, омываемые бухтой Экспедиции. На северном скате расположены весьма тесно здания поста Южный скат хребта полуострова весьма отлогий, омываемый заливом Новгородским.

Берега бухты Экспедиции низменны, открыты, безлесны. В нескольких местах стоят одинокие китайские фанзы, в которых живут китайцы, не имеющие ни огородов, ни полей, потому что занимаются сбором морской капусты и ловлею морских червей, составляющих их промысел. Вообще они бедны. От морского залива, названного рейдом Паллады, бухта Экспедиции отделяется низкою песчаною косою, оканчивающейся несколькими высокими, 70-фунтовыми каменьями, и носит у китайцев название Чухедза (Чухэцзы (кит.)). На косу с бухты вытаскиваются лодки промышленников морских червей и капусты. Число лодок в 1862 г. доходило до 400, по словам китайцев. Тут же, под защитою каменьев от NW ветров, выстроено три фанзы, в которых живут сторожа лодок.

Рейд Паллады защищен с севера высокими, обрывистыми берегами, которые узкою конечностью подходят к Чухедза, оставляя проход сажень в 200. В середине прохода находится остров. Между полуостровом и северным берегом рейда Паллады, залег глубоко в материк Новгородский залив.

Хотя Посьет и признан местностью, удобною для устройства там порта, и военного и купеческого, но, кажется, один взгляд на карту прямо говорит, что устройство укреплений для защиты с моря и суши потребует таких капиталов, которые никогда не окупятся. Уже одно обстоятельство, что Новгородский залив и бухта Экспедиции замерзают на 4½ и 5 месяцев в году, прямо говорит о невыгоде этого пункта.

…Господствующие в зимнее время года северо-западные ветры, вырываясь из ущелий с ужасной силой, дуют на здания поста, расположенные на высоком, обрывистом берегу полуострова, отделяющего Новгородский залив от бухты Экспедиции.

Здания Новгородского поста составляют: офицерский флигель, две казармы, кухня, два маленьких домика для двух женатых солдат и цейхгауз, все – ни больше, ни меньше как бараки. В столбах, врытых в землю, выбраны пазы, в которые загнаны доски толщиной 2½ дюйма. Снаружи и внутри стены барака вымазаны глиной. Крыши первоначально были сделаны из сена; их в первую зиму, во время снежных ветров, срывало, и потому при усиливающемся ветре существовала особая команда: пошел все крыши держать. Тес для крыш был изготовлен в Николаевске, но его нельзя было погрузить на транспорт «Манджуръ» по недостатку места. Сена же было заготовлено только для корма скота, лишнего не было, а потому команда принуждена была каждый раз во время ветра ложиться на крыши, чтобы своей тяжестью предохранить их от разрушения. Представьте себе положение солдат: целый день они работали на ломке угля, а ночью вместо отдыха на нарах, – ступай лежать на крышу. Нужно удивляться еще, как эта команда мало потеряла людей: в течение трех лет пребывания, из 300 человек было только трое умерших, из коих двое от пьянства. А между тем таких ветряных дней в течение декабря 1860 года было, по заметкам Черкавского в метеорологическом журнале, двадцать…

В бытность мою в Посьете, в январе 1862 г., крыши были уже из досок, благодаря командиру транспорта «Японец» Н.Я.Ш. (Н.Я. Шкоту), который прибуксировал из залива «Новик» в Посьет более 600 бревен в апреле 1861 года.

Все здания поста были обнесены земляным валом неправильной фигуры. В трех исходящих углах стояли 12 фун. Медные десантные орудия и 24 ф. пушко-карронада с транспорта «Манджуръ».

Тыл поста защищен был высокими, крутыми вершинами гор. На самой высокой вершине было поставлено третье медное десантное орудие и возле него будка с флагштоком, на котором поднимался русский военный флаг».

Сначала задачей Черкавского было обустройство поста, но затем он получил из Николаевска предписание по дальнейшей разработке угля – «иметь готового каменного угля, не менее 100 000 пудов. Пласт каменного угля, который разрабатывался в Посьете, в течение лета 1861 года, совершенно выклинился. Все поиски угольных пластов около поста остались тщетными». Черкавский вынужден был отправиться за пределы поста вдоль берега Амурского залива, с целью поиска новых месторождений угля.

Черкавский подружился с Бурачеком. По словам Бурачека беседы с Черкавским «были мне полезны: у меня явился новый взгляд на свои настоящии обязанности; я понял, что должен работать и хлопотать не для одного только своего поста, но иметь всегда в виду весь край и в особенности необходимость сближения с китайцами, так чтобы и отдаленные китайские деревни возымели желание присоединиться к русской семье народной.

Черкавский стремился к той же цели, что и я: привязать китайцев к русским; начать развитие края; доказать сибирякам, что они грешат незнанием Китая, его потребностей, нужд и того, какими средствами вызвать те громадной величины богатства, которые Китай поглощает в себе и никому не расточает.

Нам казалось, что мы, заброшенные сюда судьбой, не встретим противодействия, которого бы не в состоянии были одолеть собственными силами. Нас утешало и подкрепляло то, что все сделанное в этом крае, худое и хорошее – будет наше собственное, исполненное доброй волей…

На нашу долю выпало изучение местностей жителей не только нашего околотка, но и Маньчжурии. Труд тяжелый, потому что нужно было нам самим сделаться китайцами, чтобы сознать обязательно причины изолированности и средства, которыми бы можно уничтожить ее».

После Нового года Черкавский и Бурачек отправились осматривать известные каменноугольные месторождения на левом берегу Суйфуна. Но убедились только в низком качестве найденного там каменного угля, уголь в большей массе своей был смешан с землей.

Черкавский был тяжело болен туберкулезом, который переходил в частые припадки удушья. Не удачу с разведкой угля он воспринял как личную трагедию. На заверения Бурачека, что он сам продолжит работу, из-за болезни Черкавского. «Он, как строгий исполнитель закона и предписаний начальства, никак не соглашался на это. «Вам все равно, – говорил он, – будет ли уголь или нет; а я положился на своего штейгера и донес в прошлом году, что у меня в Посьете в течении зимы будет добыто не менее 50 000 пудов; а на поверку вышел нуль… Как же вы теперь без меня-то начнете работу? Что со мною будет? Ведь мне остается прослужить еще полтора года, исполнится двадцать пять лет службы, и я получу пенсион половинного оклада, а если милость начальства будет, то дадут и две трети, две двойные прогоны и подъемные, – другими словами, я могу ехать отсюда, как захочу…»

Капитан И.Ф. Черкавский умер от туберкулеза 18 июля 1863 г. в Посьете.

Нельзя не сказать о простых русских солдатах положивших свои силы и труд на возведение первых постов. Е.С. Бурачек написал в их адрес проникновенные слова: «Нужно отдать справедливость солдатам: они чрезвычайно отчетливы. И неудивительно: эта рота со своим командиром Иваном Францевичем Черкавским с 1854 года не знала постоянного поста. Почти все первые постройки по Амуру произведены солдатами этой роты. Такова участь некоторых линейных батальонов Восточной Сибири! Едва обстроятся на одном месте, обзаведутся хозяйством, огородом, их переводят в другое, для новых построек; от того такие команды очень бедны. Следующее за работы деньги инженерное ведомство высылает иногда через несколько лет в самом ограниченном количестве, от учетов по урочному положению, трудно выполнимому на пустынной местности, где похождения Робинзона Крузо могут дать понять о жизни тружеников-солдат».

Следующая глава

Предыдущая глава

Скачать книгу целиком

Вернуться на страницу «История и география Посьета»

* Чиновник особых поручений, есаул, военный инженер Б.К. Кукель.

* В настоящее время в XXI веке в Посьете продолжает работать метеостанция, которая дает сведения по погоде по южному Приморью.